Запрет на кодирование от алкоголизма: что мы теряем?

01.09.2015 Алкоголизм  Нет комментариев

Российская наркология почти признала метод шарлатанством.

Сейчас, по крайней мере, в Москве на сайтах государственных диспансеров, уже нельзя найти рекламу препарата «Торпедо», метода Довженко и прочих методик кодирования от алкогольной зависимости. Случилось это после появления приказа, который категорически вывел кодирование за стены государственных наркологических учреждений. Но пока — только в столице.

Куда уходит «Торпедо», и что же теперь делать людям с зависимостью, рассказали главный нарколог Министерства здравоохранения РФ Евгений Брюн и нарколог, член Общества специалистов доказательной медицины Сергей Сошников.
Это и так было очевидно, что кодированию не место в государственной наркологии. Мы просто напомнили это некоторым нашим врачам, которые на рабочем месте потихоньку хотели набивать себе карман.
Евгений Брюн Главный нарколог Минздрава РФ

Документально напомнил это приказ № 457 «О запрещении использования методов лечения, не входящих в Стандарты оказания наркологической помощи». В частности там сказано: «Запретить использование в ГБУЗ «МНПЦ наркологии ДЗМ» методов лечения наркологических больных, не входящих в Стандарты оказания … наркологической помощи, в том числе различные виды предметно-опосредованного внушения запрета на употребление алкоголя и других психоактивных веществ (кодирование, SIT, «Торпедо», имплантация препарата ESPERAL, метод 25-го кадра, кодирование по методу Довженко и его разновидности и т.д.)». Несмотря на то что Брюн считает этот приказ внутренним документом для московских диспансеров и больниц, многие специалисты говорят, что это — начало конца «темной эры шарлатанства» в наркологии.

Нарколог Сергей Сошников уже несколько лет составляет «Энциклопедию шарлатанства», и кодирование занимает в ней почетное первое место. Кодирование, поясняет он, — это альтернатива государственной наркологии, которая, с одной стороны, бесплатна, но с другой, подразумевает постановку больного на учет. А учет — это автоматическое поражение в правах на много лет. Вот больные и выбирают всякие кустарные, народные и домотканые, а фактически — несуществующие методы лечения. Ведь кодировка — это быстро, без постановки на учет, анонимно, и ответственность на больного не ложится. Если что — это не больной запил, а просто доктор плохой код поставил… Это настолько привлекательно, что кодировками промышляли и промышляют не только частники, но и государственные больницы.
Такого метода, как кодирование, не существует в медицине, он не прошел никаких испытаний, даже на безопасность. А перечисленных препаратов нет в справочниках лекарств, они все вымышленные.
Сергей Сошников Нарколог, член Общества специалистов доказательной медицины

Комиссия по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований при Президиуме Российской академии наук признает подобные методы лженаучными. Тем не менее еще недавно в Москве можно было прийти в диспансер и попроситься не ложиться, а только закодироваться. И этим зарабатывали — кто неофициально, а кто и по прайсу. Теперь, с появлением приказа, это невозможно, правда, в тех регионах, на которые действие документа не распространяется, ничего и не поменялось. На сайтах калининградского, тюменского областного и других диспансеров можно видеть расценки на «хорошо зарекомендовавшие себя методы лазерного кодирования» и «Эспераль». Но надо надеяться, что регионы последуют примеру Москвы.
Как все начиналось

Применять метод кодировки начали в середине 1980-х годов, и за 30 лет люди привыкли думать, что это — полноценная часть наркологии. В народе считается, что кодирование, может, и не панацея, но зато «скольким людям спасло жизнь!». Ну или, по крайней мере, «кому-то же помогает»…

«Мне рассказывал главный нарколог одного из крупных регионов, — говорит Сошников, — что ему лично звонил губернатор области и говорил: «Ну-ка, закодируй моего шофера, а то нам ехать далеко, а он, кажется, готов забухать». И это не только в России такая проблема, но и на всем постсоветском пространстве. В Беларуси Лукашенко кодирует колхозами целыми перед посевной».

«Альтернативная наркология» предлагает десятки методов и препаратов. Открываем раздел «Услуги» любой частной наркологической клиники и видим с десяток (а то и больше) препаратов, лазерную транслокацию, антикодирование, применение гипноза, 25 кадра, кибер-шлема, реконструкцию личной истории, условно-рефлекторный метод, «Якорную» техника гипноза, программу «Запрет» и так далее. На самом деле, говорит Сошников, все это — вариации одного «метода Довженко» и комбинации пары-тройки не имеющих отношения к наркологии веществ.

«Все началось в 1985 году, когда Александр Довженко получил патент на свой метод «Способ лечения хронического алкоголизма путем создания отрицательного рефлекса на алкоголь», — рассказывает он. — Вот там он впервые использовал слово «кодирование». Довженко орошал язык пациента хлорэтилом, который вызывает рвоту, и в этот момент «давал установку» голосом — он был сильный гипнотизер, — «Я даю вам код, я даю вам установку…». Но сейчас кодированием называют целый спектр разных псевдомедицинских воздействий. Это собирательный термин, букет из разных методов. Но основа прежняя — запугивающая «установка» плюс применение разных препаратов…».

Является кодированием и метод «Торпедо». Изначально этим словом в наркологии называлось введение любого препарата внутривенно». Сейчас больному сообщают, что ему вводят «антиалкогольный препарат последнего поколения». И если он потом только понюхает спирт, это его убьет. И на самом деле, пациента начинает корежить. Вот только происходит все в обратной последовательности.

«Что бы ни вводили в организм внутривенно, кроме изотопов тяжелых металлов, все выведется из организма довольно быстро, — продолжает Сошников. — Никакое вещество не может держаться в организме дольше нескольких суток. Так что, на самом деле, пациенту вводят препараты не для того, чтобы он бросил пить, а для того, чтобы он испытал ужас и неприятные ощущения. Вводят магнезию, от которой начинается жар по всему телу, никотиновую кислоту — от нее трясет, АТФ, чтобы больной испытал страх смерти. Иногда добавляют листенон для остановки дыхания, а потом «раздышивают» пациента реанимационной подушкой. А в самом начале процедуры дают понюхать ватку со спиртом. И говорят, что эти ощущения — действие кода на спирт. Иногда раствор в шприце красят метиленовым синим или витамином В12 для достижения жуткого цвета. Я был на таких манипуляциях на дому у больного. Это страшно. Называется «провокация при кодировании». И стоит, кстати, дороже».

Как рассказывает Сошников, больной, конечно же, ни о чем не догадывается, ему говорят: «Я вам приготовил лекарство, чтобы сразу откачать вас, если что», — и он верит. «Больного очень просто обмануть», — говорит врач. Пациент находится полностью в руках нарколога. Хотя с годами и с распространением интернета обмануть пациента становится все сложнее. Поэтому клиники ежегодно обновляют названия своих волшебных препаратов для эффекта новизны.
Что происходит сегодня

Сейчас, по оценкам Сошникова, в Москве работает около 500 частных наркологов, и каждый из них со своим набором «Юный химик» может совершать до четырех вызовов к больным на дом ежедневно.
Но, разумеется, возникает вопрос: если в государственной наркологии больше нет кодирования, то что там осталось?

«Во-первых, есть реабилитация. И есть ряд научно обоснованных, испытанных в рандомизированных клинических испытаниях препаратов. Например, вивитрол, который взят на вооружение Минздравом РФ. Он содержит налтрексон в форме геля, который инкапсулируется внутримышечно, и его концентрация расходуется месяц. А налтрексон влияет на опиоидные рецепторы. Человек выпивает, но не чувствует расслабления от алкоголя, сразу начинается абстиненция. То есть, минуя состояние блаженства, сразу приходит похмелье. Стоит вивитрол около 400 долларов, но в диспансере его колют бесплатно», — рассказывает Сошников.

Есть еще один путь — сенсибилизирующая терапия, когда больной самостоятельно или с помощью родственников получает препараты, вызывающие отвращение к алкоголю. Человек один раз в день принимает таблетку или несколько капель колме и не может пить алкоголь, потому что ему сразу плохо. Эту терапию назначают в качестве поддерживающей минимум на полгода. Плюс психотерапия, конечно. Единственно, надо не забывать принимать таблетку каждый день. Таким образом очень многие люди держатся годами, пока не наступает стабильная ремиссия.

У государственной наркологии есть возможности вылечить человека с алкогольной зависимостью, но основной минус государственной наркологической помощи — это учет.
Если убрать учет, у нас будет возможность помочь большему числу людей избавиться от зависимостей. Сейчас у нас пустые коридоры в наркодиспансерах. Я знаю людей, которые бы и пошли лечиться, но они совершенно не хотят вставать на учет. Уберите его, и государственная наркология будет так же привлекательна, как кодировка.
Сергей Сошников Нарколог, член Общества специалистов доказательной медицины

По словам Евгения Брюна, только около 5% больных ориентированы на эти «шаманские методики. «Государственная наркология предоставляет все возможности для лечения. Если говорить о Москве, то у нас есть множество реабилитационных отделений, в которых работают сильные мотиваторы. Недавно открыли загородный реабилитационный центр для длительного пребывания. Есть и медикаментозные методы, но они мне не очень близки», — говорит Брюн.

По его словам, убедить властные структуры отменить учет пока не удается. «Мы пытаемся находить лазейки, у нас есть анонимное лечение без постановки на учет, но оно платное. Есть форма конфиденциального лечения, когда больной не ставится на учет, если активно сотрудничает в плане своей реабилитации. Но это все ситуацию не меняет», — говорит Брюн.
Получается, что мы выполняем полицейские функции, так как человек, обратившийся к нам, тут же поражается в правах. Но учет был, есть и в обозримом будущем будет.
Евгений Брюн Главный нарколог Минздрава РФ

Как ранее сообщала министр здравоохранения Вероника Скворцова, алкоголь сильно влияет на смертность молодых россиян. По ее данным, в крови 70% умерших в возрасте от 30 до 45 лет обнаруживаются следы алкоголя.

Читайте также